Статья «Стой, смерть, остановись!» из газеты «Тувинская правда», № 57 за 1942 г.
Встаньте, бойцы и командиры! Обнажите головы! Слушайте, как боролся со смертью изумительный русский летчик капитан Виктор Гусаров, и как победил он смерть. Сто раз он вылетал из родных аэродромов. Сто боевых вылетов! Сто замираний сердца! Сто ураганов в груди! Сто вулканов ненависти!
С каким волнением впивались в небеса его друзья, но всегда, из всех бурь, из дождей осколков и пуль приводил он Гусаров, свою шестерку с победой и улыбался потом, как большое дитя. Кто же он? Счастливчик, которому по теории вероятности выпадало на долю такое везение? Удачник? Нет! Только за последние тринадцать вылетов собственноручно сбил он шесть фашистских самолетов: только мастерство, помноженное на неукротимую ненависть к врагу, обеспечило эту победу.
Он был воин. Ок был бесстрашен, смел и горячо любил свою родину. Он был трудолюбив, как рабочий, и знал в совершенстве свое трудное боевое ремесло. Ориентироваться так на чудовищных скоростях, где обыкновенный людской ум уже не в состоянии постигать, где то, что называется верхом и низом, правым и левым, что впереди и что позади. Это огромное, исключительное искусство нового человека, нашего воина-рыцаря с новыми психотехническими качествами.
Он не был тщеславен, он не скрывал своих боевых тактических секретов, приобретенных опытом борьбы. Он обучал своих товарищей тактике воздушного боя со всей страстностью своей натуры. Ему хотелось раздвоиться, расшестериться, размножиться в своих истребителях, чтобы умножить до предела весь свой гнев к врагу и сокрушать его, проклятого, до края.
— Ну, братья, — говорил он недавно перед наступлением, — начинается наше время, теперь забудь обо всем на свете. Об одном помните: — Победить! Запомните, друзья, — сколько бы их ни встретилось бой принимаем! Понятно?
— Понятно, товарищ капитан! — отвечали его истребителя, и гордое волнение вздымало их молодые сердца. И пошли биться во славу родины…
Заходили шестёркой и против девяток, бились 12 мая и с двадцаткой. Одиннадцать вражеских больших машин уничтожили они, потеряв одного человека. Сколько бы их ни было, а победителями выходим мы! — гордо думали истребители.
Пятнадцатого мая Гусаров водил их в бой. Каждые 45 минут, возвращаясь на аэродром для заправки и зарядки, и каждые 45 минут на немецкие колонны, на окопы, на аэродромы низвергался ужас гусаровского огня. Еще, еще! Как их ждали в этот день! Скорей! Скорей! Давай!
Пошли, вдавили в землю целый немецкий полк, сбили одного фашиста с неба и хотели уже заворачивать на заправку, как две стаи противника показались впереди и сбоку. Мгновение, другое, и загорелся неравный смертный бой. Хищники боялись грозной шестерки. Они уже знали ее по почерку давно и не подходили близко. Они кружили возле эскадрильи и поливали ее градом бронебойного свинца, чтобы выбить хотя бы одного из строя и тогда уж навалиться на отставшего, как акулы набрасываются в океане на одинокого пловца.
Но не дрогнули питомцы Гусарова. Долго решетили они противника, забирая курс к аэродрому. Уже и патроны на исходе. Нет патронов больше у Виктора Гусарова! Смертельная вражеская пуля пробила ему шею насквозь. Плюнул Гусаров кровью и закрыл рот, крепко, крепко сжал зубы. Тогда кровь хлынула из шеи направо и налево двумя струями, как дорогое красное вино из дорогого сосуда. И понял Гусаров, что он убит в бою, что он умирает. Ослабли руки, голова опустилась и не слушается, закрылись очи, и мир завертелся, и полетело все куда-то в сверкающую радужную бездну. Оторвался он от шестерки, как лебедь от стаи, и пара врагов уже набросилась на него и кружатся, и поливают огнем. Десятки пробоин в машине, уже не служат шасси, не выходят. Смерть…
Гусаров открыл глаза, и вот откуда-то из глубины его души, от лесов и полей, от песен и широты русской натуры заговорил в нем голос жизни, всесокрушающая воля к победе. — Стой, смерть, остановись! Стой! Дай посадить машину на родную землю, а там уже чёрт с тобой!
Пожелал Гусаров, и смерть отступила от Гусарова. Благородная воля напряглась в нем, как грозовой заряд необычайной силы, она заполнила все его существо и держала его нервы, как натянутый могучий лук. Она была равна только его ненависти к врагу и былому наслаждению в боях.
Капитан Гусаров выровнял машину.— Нет, проклятые! Не возьмете, нет… Нет! Нет! Никогда-никогда-никогда,— бушевал мотор истребителя.— Не хватит у вас пороху тягаться с советским человеком… Что, взяли? — Задрожал от ненависти Виктор Гусаров и, глядя на пролетающего «Хейнкеля», стиснул зубы, через которые просачивалась кровь. Близко, со страшным воем, промчался мимо него фашист, и видна была его подлая фашистская гримаса.
Град пуль посыпался на Гусарова.— Подождите немного, завоете вы скоро на весь мир не так! Не моторами уже, а своим волчьим воем… гады! Черная пелена закрывала Гусарову глаза. Уже вылилось в кабину все вино. Поник Гусаров на руль и, напрягши остатки своей несокрушимой воли, ушел от неприятеля.
Родная земля. Аэродром… Бегут…
— Милые…
Шасси не работает. Не надо. Сядем на живот. Истребитель тяжело приземлился без шасси, поднявши облако пыли. Бросились к нему товарищи. Капитан Виктор Гусаров был мертв.
Воины великой советское земли, братья мои! Это был великий человек. Не плакать хочется над Гусаровым, хочется говорить о жизни, о ее величественных откровениях среди наших благородных людей и с благодарностью склонить головы перед героем, что понес труд боя и поднялся к бессмертию в смертном неравном бою.
Пусть же вечно красуется доблестью наша земля! Слава победителю!
Александр ДОВЖЕНКО, Юго-Западный фронт, Правда, 1942 г.